I
1. Мы начинаем с выражения несогласия. Мы проголосовали против пункта 2 резолютивной части настоящего Постановления. В этом отношении мы поддерживаем большинство аргументов, изложенных в особом мнении судей Винсента А. де Гаэтано, Юлии Лаффранк и Ксении Туркович. Мы также находим подход большинства судей по настоящему делу в отношении решения о неприемлемости жалоб заявителей для рассмотрения по существу в той мере, в которой они охватывают период с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г., чрезмерно формальным.
2. Кроме того, мы не можем не подчеркнуть, что доводы большинства судей, основанные на этом подходе и приведшие к выводу о неприемлемости, являются весьма искусственными. Они коренятся в некотором дисбалансе, который появился при оценке аргументов заявителей по сравнению с аргументами властей государства-ответчика. Что касается первых, то большинство судей были в отношении них необычно критичными: они интерпретировали каждое и любое сомнение во вред интересам заявителей, а в тех случаях, когда сомнение не было заметным, они делали его бросающимся в глаза. В отличие от этого большинство судей приходили на помощь властям государства-ответчика в тех случаях, когда последние опускали некоторые аргументы, которые, по мнению большинства судей, могли бы поддержать их позицию по делу.
Результатом этого дисбаланса является не только то, что власти государства-ответчика выиграли дело, и не только, что заявители проиграли дело. Палате Европейского Суда был вынесен выговор, пусть даже не прямо, за то, что, по мнению большинства судей, составило чрезмерный активизм. Исключение в настоящем Постановлении периода с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г. из сферы рассмотрения на самом деле означает, что Палата Европейского Суда разрешила два дела (которые теперь составляют одно) ULTRA ET EXTRA PETITA и тем самым действовала ULTRA VIRES. Это весьма жесткая оценка Большой Палатой Европейского Суда методологии Палаты Европейского Суда при рассмотрении двух дел (и, соответственно, методологии, взятой на вооружение меньшинством судей Большой Палаты Европейского Суда). Но вопрос о надлежащей мотивировке в этом деле (ныне объединенном в одно производство) касается не только прочтения фактов, как они представлены сторонами, или права, на которое они ссылаются. В не меньшей степени это вопрос логики, а в области логики нет большинства или меньшинства. Однако если кто-то предпочтет оперировать понятием «большинство-меньшинство», то соотношение голосов в пользу приемлемости жалоб для рассмотрения по существу в той мере, в какой они охватывают период 1941 — 1991 годов, говорит в пользу Палату Европейского Суда: шесть голосов судей против одного (как можно сделать вывод из отдельных мнений судьи Лемменса по делам «Радомилья и другие против Хорватии» (от 28 июня 2016 г., жалоба № 37685) и «Якельич против Хорватии» (от 28 июня 2016 г., жалоба № 22768/12), против шести к 11 голосам в Большой Палате Европейского Суда (как можно сделать вывод из двух отдельных мнений шести судей, прилагаемых к настоящему Постановлению).
3. Оставляя в стороне вопрос (который заслуживает отдельного аналитического рассмотрения) о том, является ли часто цитируемое самонадеянное предположение Европейского Суда о своей роли как «хозяине характеристики, которая должна быть дана с правовой точки зрения фактам дела», не считающим себя «связанным характеристикой, данной заявителем (или) государством» применением принципа JURA №OVIT CURIA, которые не могут противоречить установкам №o№ ULTRA PETITA и №o№ EXTRA PETITA, поразительно, что большинство судей, столь непомерно щепетильное, когда оно имеет дело с аргументами заявителей в приложении всех своих усилий, чтобы не выходить за пределы, которые они интерпретировали как предписанные установками ULTRA или EXTRA PETITA, не проявили никаких колебаний, выходя за аналогичные пределы, при рассмотрении аргументов властей государства-ответчика. Правда, некоторые обоснования для этого можно почерпнуть из прецедентной практики Европейского Суда. В постановлении, а именно в его подразделе «Пределы рассмотрения дела» приводятся многие полезные цитаты. С другой стороны, удобные цитаты всегда можно найти и использовать, чтобы поддержать превалирование одной методологии над другой, таким образом, даже если непреднамеренно, поливая воду на мельницу экстремальной реалистической доктрины, в соответствии с которой судьи сначала решают дела, а только потом ищут надлежащее обоснование. Однако выбор поддерживающих цитат не должен зависеть от того, склонен ли Европейский Суд строго придерживаться доводов сторон (включая прямое упоминание или неупоминание определенных фактов) или выходить за их пределы (что может означать рассмотрение исключительно возражений властей государства-ответчика или нахождение PROPRIO MOTU других оснований для отклонения требований заявителей). Мы не сомневаемся, что Европейский Суд и впрямь выступает «хозяином характеристики, которая должна быть дана с правовой точки зрения фактам дела», не считающим себя «связанным характеристикой, данной заявителем (или) государством». Что вызывает озабоченность (в частности, но не только в данном случае), так это то, что это может рассматриваться как карт-бланш. Так не должно быть. Для достижения легитимности «положения хозяина» Европейский Суд должен быть последовательным в выборе более узкого или более широкого, более строгого или более мягкого подхода. Чтобы прийти к правильному и справедливому результату, судьи должны смотреть на факты дела (а также на применимое право) через увеличительное стекло, но это не должно происходить таким образом, чтобы каждый их глаз использовал свое собственное увеличительное стекло, только при этом одно розовое, а другое грязное.
Это возвращает нас к вопросу о несбалансированности в оценке доводов сторон.
4. К слову, большинство судей отклонили все доводы заявителей о том, что у них вообще не было ни малейшего намерения исключать из фактологического обоснования своих жалоб период с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г., и это несмотря на то, что большинство судей сами характеризовали «первоначально заявленные» жалобы заявителей в Европейском Суде как «допускающие изменения», в частности, в отношении того, что заявители действительно ссылались на владение землей, о которой идет речь по делу, в течение более 70 и 100 лет соответственно, соответственно, однозначно охватывая рассматриваемый период. Как же тогда может быть, что, как считают большинство судей, линия аргументации, которая прямо или косвенно принимает во внимание такой искусственно исключенный период, будет равнозначна «изменению сути этих жалоб заявителей»? Мы не усматриваем данного «изменения». Как хороший врач всегда тщательно и внимательно расспросит пациента об истории его болезни и никогда не ограничивает себя рассмотрением только последних жалоб на здоровье (как если они не имели ничего общего с анамнезом), ни один суд не может обоснованно рассматривать любое дело о предполагаемом противопоставленном владении, не принимая во внимание весь период, в течение которого имущество уже находилось в распоряжении заявителей. Это то, что суды Хорватии сделали в ходе рассмотрения дел заявителей. Это то, что должен был бы сделать Страсбургский суд. Исключение периода с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г., то есть наиболее значимый фактор, который должен был быть рассмотрен для того, чтобы понять, что впоследствии произошло как в отношении фактов, так и права, на том основании, что он предположительно не был охвачен жалобами заявителей, приравнивается к установлению самим Европейским Судом новой фактологической основы дела. Фактологическая (как и правовая) ситуация, как она была, не изменилась. Она только была искажена в настоящем Постановлении.
5. С другой стороны и вопреки явно недружелюбному отношению к доводам заявителей, большинство судей поддержали аргумент властей государства-ответчика о том, что жалобы, коммуницированные и рассмотренные Палатой Европейского Суда, были «не такими же», как жалобы, которые заявители подали в Большую Палату Европейского Суда, и что эти жалобы «не соответствовали» правопритязаниям заявителей во внутригосударственных судах, поскольку Палата Европейского Суда приняла во внимание период с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г. и, кроме того, этот вопрос рассматривался в Постановлении лишь случайно, ссылаясь на редакцию 1996 года пункта 4 статьи 388 Закона о собственности 1996 года, равно как и на Постановление Европейского Суда по делу «Трго против Хорватии». Исходя из этого власти государства-ответчика привели следующее возражение: заявители не исчерпали внутригосударственные средства правовой защиты Большинство судей постановили, что отсутствует необходимость выносить решение по данному возражению. И действительно, отважься Большая Палата Европейского Суда вынести решение по этому вопросу, было бы, мягко говоря, почти невозможно принять такое возражение властей государства-ответчика, поскольку внутригосударственные суды, рассматривая требования заявителей, несомненно, имели дело, под тем или иным углом зрения, со злополучным периодом с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г. точно так же, как они имели дело с редакцией 1996 года пункта 4 статьи 388 Закона о собственности 1996 года.
6. Суды Хорватии действительно не рассматривали упомянутое выше дело «Трго против Хорватии» по той простой причине, что в период, относившийся к обстоятельствам настоящего дела, Постановление по делу «Трго против Хорватии» еще не было вынесено. Упрек властей государства-ответчика о том, что Палата Европейского Суда ссылалась на Постановление Европейского Суда по делу «Трго против Хорватии», просто не выдерживает критики. В том же духе можно упрекнуть Большую Палату Европейского Суда за то, что в настоящем Постановлении делались ссылки, скажем, на Постановление Европейского Суда по делу «ОАО «Нефтяная компания «ЮКОС» против Российской Федерации» или на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Блохин против Российской Федерации», либо на Решение Большой Палаты Европейского Суда по жалобе «Харкинс против Соединенного Королевства», или на любое из многочисленных совсем недавно вынесенных постановлений и решений, широко упомянутых в § 115 и других параграфах Постановления. Европейский Суд упоминает новейшие прецеденты, возможно, по каждому и всякому делу. Подобный упрек, как адресованный Палате Европейского Суда властями государства-ответчика, не заслуживает быть воспринятым со всей серьезностью.
7. Тем не менее большинство судей, по-видимому, были готовы удовлетворить озабоченность властей государства-ответчика «сомнительным» периодом с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г. Поэтому большинство судей сами сформулировали новое возражение для государство-ответчика и от его имени по поводу правила шестимесячного срока для подачи жалобы. Судьи Винсент А. де Гаэтано, Юлия Лаффранк и Ксения Туркович убедительно продемонстрировали в своем особом мнении, что власти государства-ответчика даже и не пытались возражать против требований заявителей на этом основании в других аналогичных делах (в том числе еще находящихся на рассмотрении Европейского Суда). Следовательно, власти Хорватии полагали, что правило шестимесячного срока было соблюдено. Используя правило шестимесячного срока, большинство судей, таким образом, вытащили кролика из шляпы. Это должно было стать приятным сюрпризом для властей государства-ответчика! Действительно, мало того, что власти Хорватии не знали, что есть кролик, которого нужно вытащить, они даже не обеспечили себя шляпой. И теперь (также в контексте этого ожидающего рассмотрения дела) они могут сказать: «Зачем беспокоиться, если у Большой Палаты Европейского Суда кролики имеются в большом количестве?» — и шляпы тоже!
II
8. Теперь мы переходим к совпадающей части нашего мнения. Несколько удивительно, что рассуждения, построенные на шатком основании исключения из сферы рассмотрения самого важного факта, тем не менее, не привели к установлению какого-либо нарушения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции. Мы согласны с данным выводом.
9. Для начала, поскольку период с 6 апреля 1941 г. по 8 октября 1991 г. был исключен из сферы рассмотрения Большой Палатой Европейского Суда, мало что можно сказать об оценке этого периода даже судьями, выступившими с особыми мнениями. Его рассмотрение просто не состоялось, или, скорее, рассмотрение периода, о котором идет речь, было заменено постоянным и целенаправленным мнением о том, что такое рассмотрение не является необходимым в настоящем деле и что даже в случае его проведения оно исказит «первоначально заявленные» жалобы, поданные заявителями. По этой причине судьи, выступившие с особыми мнениями, не имели возможности для всестороннего изучения данного вопроса.
10. С другой стороны, такое рассмотрение было предпринято Палатой Европейского Суда. Однако мы далеко не удовлетворены ее лаконичными рассуждениями, а также тем, что Постановление Палаты Европейского Суда так сильно полагалось на сходство между двумя делами, которые она рассмотрела, то есть на Постановления Палаты Европейского Суда по упомянутым выше делам «Радомилья и другие против Хорватии» и «Якельич против Хорватии» и упомянутому выше делу «Трго против Хорватии», либо выводом, что этого по сути было достаточно для установления нарушения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции. Вместе с тем в деле «Трго против Хорватии» огромное значение имел тот факт, что не было «никаких признаков того, что кто-либо, кроме самого государства, приобрел какие-либо права на эту землю во время социализма или что какое-либо (третье) лицо… кроме самого заявителя… когда-либо предъявляло какие-то права в отношении этой земли», и по такой причине «в деле заявителя отсутствовали права третьих лиц». Это, по-видимому, стало одним из решающих аргументов для установления нарушения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции по двум делам, рассмотренным Палатой Европейского Суда по образцу, заложенному в Постановлении Европейского Суда по делу «Трго против Хорватии». Представляется, по крайней мере, на первый взгляд, что это позволило бы сделать в настоящем деле такой же вывод, как и в деле «Трго против Хорватии».
11. Однако есть два аспекта, которые заставляют нас проявлять осторожность в отношении рассуждений и вывода по упомянутому выше делу «Трго против Хорватии», равно как и их значения для настоящего дела. Аспекты этих дел взаимосвязаны в том смысле, что первое является основой (или, скорее, оправданием) для второго. Мы рассмотрим каждое по очереди.
12. Во-первых, при принятии решения о приемлемости жалобы по упомянутому выше делу «Трго против Хорватии» Европейский Суд постановил, что заявитель стал владельцем земельного участка, о котором идет речь EX LEGE, то есть в силу действия только пункта 4 статьи 388 Закона о собственности 1996 года, и более того, в тот самый день, когда этот Закон вступил в силу. Последняя презумпция представляется неправильной, если не с точки зрения права Хорватии, то с точки зрения основополагающих принципов правопорядка. Обычно право собственности (особенно на землю) приобретается не таким образом. Очень трудно понять, как можно юридически считаться «окончательным» владельцем конкретного (то есть имеющего, в частности, четко обозначенные границы) земельного участка, который номинально все еще находится в собственности другого лица и в отношении которого, с точки зрения признания противопоставленного владения, никакого акта органа государственной власти (исполнительной, муниципальной, судебной и так далее) не было принято, особенно с учетом того факта, что до принятия такого акта исключительность и непрерывность владения соответствующей землей, а также добросовестность ее приобретения путем противопоставленного владения может по-прежнему оспариваться кем бы то ни было (даже если, в конечном счете, выяснится, что для такого оспаривания отсутствуют достаточные фактологическая и (или) юридическая база), и по этой причине оспаривания неудачного). Если возможность данного оспаривания исключена EX LEGE, тогда принцип верховенства права является пустым звуком. На наш взгляд, в деле «Трго против Хорватии» и в двух последующих делах, которые сейчас пересматриваются Большой Палатой Европейского Суда, Европейский Суд смешал владение землей как уже юридически установленный и неоспоримый (или более не оспариваемый) факт права собственности, с одной стороны, с владением землей или любым «активом» для целей статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, с другой стороны. Для признания приемлемости для рассмотрения по существу жалобы заявителя в деле «Трго против Хорватии» последнего фактора хватило бы. То же самое и в настоящем деле: титул на собственность у заявителей не может просто следовать из закона, о котором идет речь.
13. Во-вторых, мы не можем согласиться с Палатой Европейского Суда в том, что пункт 4 статьи 388 Закона о собственности был применим к ситуации заявителей. В то время, когда заявители предъявили свои гражданские иски во внутригосударственных органах власти, эта норма уже не была действительной и по этой причине не была применима в силу Постановления Конституционного суда от 17 ноября 1999 г. Хотя указанное постановление формально было ex №u №c постановлением, оно защищало права третьих сторон (включая тех, кто имел право на возвращение национализированной собственности). Это был принцип, положенный в основу постановления Конституционного суда, но тогда Европейский Суд переосмыслил и заново истолковал внутригосударственное законодательство, не обращая внимания на то, должны ли третьи лица иметь право предъявлять свои требования в отношении имущества, право собственности на которое путем противопоставленного владения еще не было установлено в рамках какой-либо надлежащей правовой процедуры. Даже признавая (что было бы трудно сделать по причинам, изложенным в предыдущем пункте), что упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Трго против Хорватии» внушает мысль, что правопритязание заявителя имело достаточные основания во внутригосударственном законодательстве, чтобы считаться «активом», потому что он возбудил соответствующее дело, как только Закон о собственности в своей первоначальной редакции вступил в силу в 1997 году и, таким образом, имел некоторые ожидания, которые в соответствующее время могли бы рассматриваться с какой-то точки зрения как законные и которые он сохранил в течение следующих трех лет до того, как Конституционный суд признал неконституционным пункт 4 статьи 388 этого закона, и что все это вызвало применимость статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в деле «Трго против Хорватии», хотя правовая ситуация в настоящем деле отличается, по крайней мере, одним важным аспектом. В настоящем деле заявители не возбуждали никаких разбирательств, касающихся противопоставленного владения землей, пока пункт 4 статьи 388 Закона о собственности 1996 года все еще продолжал действовать. Как только он был признан неконституционным Конституционным судом (на наш взгляд, вполне обоснованно), у заявителей не стало никакого правомерного ожидания в отношении земли, о которой идет речь. Однако именно тогда (и с немалой задержкой) они предъявили свои жалобы властям уже в отсутствие каких-либо правовых оснований во внутригосударственном законодательство для легитимации своих ожиданий. Ожидания, которые они могли бы иметь (и у нас нет сомнений в том, что они у них были), но ожидания и правомерные ожидания необязательно две совпадающие реальности. Очень часто они не совпадают, как в настоящем деле.
14. В заключение мы хотели бы сказать, что два аспекта, обсужденные выше, в пунктах 12 и 13 настоящего мнения, заслуживали самого тщательного рассмотрения Большой Палатой Европейского Суда. Однако в настоящем Постановлении они вообще не рассматриваются. Мы можем только сожалеть об этом, поскольку установление отсутствия нарушения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции это то, с чем мы согласны: действительно не было допущено нарушения этой статьи. В то же время, говоря в более общем плане, в праве, создаваемом судьями, то есть в прецедентной практике, основанной на рациональном обсуждении, важен не только конечный результат в конкретном деле, но и способ, которым достигается этот результат. DE JURISPRUDENTIAE FERENDA рассуждения могут иметь значение даже большее, чем сам конечный результат. Случайный правильный вывод — сомнительное достижение.