Соблюдение права на справедливое судебное разбирательство, предусмотренного статьей 6 Европейской конвенции по правам человека, в немалой степени зависит от обеспечения фундаментальных принципов равенства сторон и состязательности процесса. В статье рассматриваются развитие подходов Европейского суда по правам человека, эволюция законодательства и правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации, направленных на эффективность применения указанных принципов.
Развитие правовых систем происходило благодаря устремлениям к построению более совершенной системы юстиции, способной обеспечить надежную защиту прав и свобод человека. Очевидно, что любые достижения в этой области человеческой деятельности непосредственно связаны с возможностями осуществления справедливого судебного разбирательства. В этом отношении интересно проследить историю создания и развития законодательства о судебной власти и уголовном судопроизводстве со времени появления суда в Древней Руси до судебной реформы 1990-х годов, представленной в работе «Судебная власть в России: история, документы».
Присоединение к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) послужило важным импульсом для государств, чтобы сверить национальное право и практику его применения как с положениями самой Конвенции, так и с требованиями практики Европейского суда по правам человека (далее — Европейский суд, Суд). Представляется уместным напомнить при этом о дискуссиях 80-х годов прошлого столетия, в которых особо отмечалась важность построения системы уголовной юстиции на принципах разделения функций обвинения, защиты и разрешения дела. Подтверждением плодотворности подобных обсуждений явилось закрепление в части 3 статьи 123 Конституции Российской Федерации положения, согласно которому судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Думается, важно также остановиться на правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в Постановлении от 28 ноября 1996 г. N 19-П «По делу о проверке конституционности статьи 418 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросом Каратузского районного суда Красноярского края», в соответствии с которым конституционный принцип состязательности в уголовном судопроизводстве означает строгое отграничение функции суда по разрешению дела от функций обвинения и защиты, каждая из которых возложена на определенных участников процесса. Указанная позиция Конституционного Суда РФ полностью соотносилась с тенденциями развития процессуального права многих стран, в особенности, с традициями континентальной правовой школы, с их желанием достижения справедливого баланса в распределении прав сторон в уголовном процессе и состязательности путем введения в законодательство все новых элементов.
Идея формулирования в тексте Конвенции положения о справедливом судебном разбирательстве была заимствована из текста статьи 10 Всеобщей декларации прав человека. Европейский суд, отмечая важность требований статьи 6 Конвенции, особо подчеркивал, что «ключевым принципом, регулирующим применение статьи 6 Конвенции, является справедливость. Право на справедливое разбирательство занимает такое видное место в демократическом обществе, что не может быть никакого объяснения для узкого толкования пункта 1 статьи 6 Конвенции». Требование справедливости предполагает ориентированность всего уголовного процесса на поддержание этой цели. Вместе с тем оно не означает наличия стремления направить действие национальных органов на достижение определенного результата, а исходит из необходимости присутствия мотивации справедливости при установлении фактов и применении права. Суд неоднократно указывал на субсидиарный характер Конвенции и на то, что он не является очередной высшей судебной инстанцией для национальных судов, осознавая при этом следующее важное обстоятельство: общая защита отраженных в Конвенции ценностей зависит от возможности каждой страны создать такую систему уголовной юстиции, которая была бы способна обеспечить справедливое судебное разбирательство.
В определении рассматриваемого права сам Европейский суд приводит обычно два важных аспекта: принцип равенства сторон и состязательность процесса. Следование указанным фундаментальным принципам служит поддержанию доверия к судам, признанию легитимности всего судебного разбирательства. Осуществление принципа равенства сторон в уголовном процессе как в ходе предварительного расследования, так и судебного разбирательства не должно ставиться в зависимость от ресурсов сторон, поскольку у стороны обвинения их традиционно больше, и достижение разумного баланса может происходить, во-первых, путем постоянного совершенствования законодательства в направлении выравнивания положения сторон, особенно в досудебной стадии, во-вторых, за счет развития судебной практики, особенно высших судебных инстанций и органов конституционного правосудия. В то же время представляется, что континентальная модель процесса исторически связана не только с участием государства, но и его значительной ролью в установлении истины, что порой вызывает у лица определенную степень недоверия, сомнения в государственном вмешательстве. По меткому выражению бывшего Председателя Европейской комиссии по правам человека Стефана Трекселя, уголовный процесс на досудебной стадии в странах континентального права напоминает «бои гладиаторов в Древнем Риме, где один был в доспехах и снабжен мечом, в то время как другой незащищен и у него лишь сеть и трезубец».
Минимизации такого восприятия может служить не только комплекс законодательных мер, но и признание в качестве судебной доктрины достижение правды, сосредоточенности следствия и суда, относящихся к органам государства, на этой общепризнанной ценности. Такую направленность следует отличать от требования установления истины, когда-то служившей в качестве доктрины, но впоследствии раскритикованной как идеологической. Правда мотивирует действия вовлеченных в процесс органов, особенно когда в соответствии с законодательством следователь, относящийся к стороне обвинения, как отмечалось в правовой литературе, не обязан выяснять обстоятельства, свидетельствующие о невиновности обвиняемого или смягчающие его вину. Кроме того, признание суда в качестве субъекта доказательственной деятельности, что соответствует положениям действующего УПК РФ (см. ст. ст. 88, 87, 275, 283, 284), не совсем соотносится с принципом разделения процессуальных функций. Обоснованным аргументом в существующей ситуации могло бы служить поддержание процессуальной справедливости с исключением любых сомнений в беспристрастности суда, движущейся идеями достижения правды. В то же время УПК РФ в пунктах 5 и 6 части первой статьи 220 предусматривает, что следователь обязан указать в обвинительном заключении как перечень доказательств, подтверждающих обвинение, так и те, на которые ссылается сторона защиты, а также обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. На возникающие проблемы при реализации этих положений статьи 220 УПК РФ обращалось внимание и в правовой литературе.
Отметим, что Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 29 июня 2004 г. N 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» указывал, что, осуществляя от имени государства уголовное преследование по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения, прокурор, а также следователь, дознаватель и иные должностные лица, выступающие на стороне обвинения, должны подчиняться предусмотренному УПК РФ порядку уголовного судопроизводства (часть вторая статьи 1), следуя назначению и принципам уголовного судопроизводства, «…обвинение может быть признано обоснованным только при условии, что все противостоящие ему обстоятельства дела объективно исследованы и опровергнуты стороной обвинения». В Постановлении Конституционного Суда подчеркивается, что по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм положения части второй статьи 15 УПК РФ не исключают необходимость использования прокурором, следователем, дознавателем в процессе уголовного преследования всего комплекса предусмотренных уголовно-процессуальным законом мер по охране прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве.
Важно заметить, что между рассматриваемыми принципами существует определенное различие. Принцип равенства сторон соблюдается за счет процессуального баланса между сторонами, тогда как состязательность выступает как автономное понятие и не зависит от позиции сторон. Она в основном строится на доступе ко всем материалам дела и возможности комментировать их. Данную разницу Суд прояснил в Постановлении по делу «Крчмар и другие против Чешской Республики». В этом деле Конституционный Суд Чешской Республики собрал дополнительные доказательства, которые послужили основанием для принятия решения. Однако доказательства не были коммуницированы ни одной из сторон, поэтому нарушения равенства сторон не было установлено. По мнению Европейского суда, концепция справедливого судебного разбирательства подразумевает состязательность, согласно которой каждая сторона должна быть не только информирована о любых доказательствах, необходимых для достижения собственных претензий, но также знать и комментировать их с точки зрения влияния на судебное решение.
Таким образом, мы намеренно вкратце остановились на досудебной стадии уголовного разбирательства, отметив лишь некоторые общие проблемы, характерные для систем континентального права. Справедливость процесса зависит от равного права сторон принимать участие на всех стадиях уголовного разбирательства. От вовлеченных в расследование уголовного дела должностных лиц требуются с учетом существующих процессуальных реалий абсолютная беспристрастность и независимость. Вся информация, которая собирается в ходе всего предварительного расследования, формирует уголовное дело и становится основным источником доказательств на судебных слушаниях. Неслучайно, что основным направлением реформы уголовно-процессуального законодательства, например, в Италии, было стремление обеспечить равенство и состязательность с ранних стадий процесса, когда формируется обвинение. В развитии этой тенденции особо отмечается роль Конституционного суда Италии.
Можно сказать, что справедливость складывается в ходе всего уголовного процесса, и чем меньше недостатков на ранних стадиях, тем легче их устранить на поздних. Тем не менее важнейшей стадией процесса, в которой рассматриваются и оцениваются представленные сторонами доказательства, где происходит столкновение аргументов сторон, является судебная. Именно с ней связываются надежды на справедливое разбирательство, и вместе с ней складывается мнение о состоянии справедливости в целом, а с ним приходит важное для человека чувство уважения и доверия к правосудию. Вот почему стадию судебного разбирательства относят к наиболее приемлемой демократической арене независимо от формы уголовного судопроизводства, где стороны не просто осведомлены о существующих доказательствах, но и могут участвовать непосредственно в их исследовании.
Важность пункта 3 статьи 6 Конвенции заключается в том, что он посвящен исключительно правам защиты. Право оспорить аргументы другой стороны и представить свои собственные является фундаментальным правом на защиту. Гарантии, содержащиеся в подпункте «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции, как и другие минимальные права на защиту, установленные в ее пункте 3 статьи 6, образуют часть общего права на справедливое судебное разбирательство, предусмотренного пунктом 1 статьи 6 Конвенции. На ранней стадии своей деятельности Суд рассматривал это право изолированно, отметив особо в деле «Бениш против Австрии», что гарантии, содержащиеся в подпункте «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции, являются составными элементами судебного разбирательства согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции. Суд в действующей практике использует стандартные фразы: во-первых, отмечает, что гарантии, предусмотренные подпунктом «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции, являются конкретными аспектами права на справедливое судебное разбирательство, предусмотренное в первом пункте той же статьи, во-вторых, что жалобы подлежат проверке на основании обеих положений, взятых в совокупности. Последнее обстоятельство вызвало неоднозначную реакцию. Однако позицию Суда можно понять, поскольку не каждое отдельное нарушение гарантий подпункта «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции свидетельствует о несправедливом разбирательстве в целом, хотя подобный подход требует от Суда находиться в поисках ответа на вопрос об обоснованности обвинения и влияния на вывод национального суда обнаруженного нарушения. Так, например, Суду приходится иметь дело с «вопросом» непроверенного доказательства. Рассматриваемое положение Конвенции предусматривает право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, дающих показания против него.
Изложенные права — отражение стремления стимулирования активной роли обвиняемого с целью влияния на суд в обеспечении состязательного характера судебного разбирательства. Идея, которая образует основу принципа равенства сторон, заключается в установлении справедливого баланса между их интересами. С учетом этого важно иметь в виду не просто роль, но и функции сторон. Такое мнение со временем может подвергаться корректировкам и влиять на судебную интерпретацию примененной процедуры. Изложенное выводится и из практики Европейского суда, когда он в деле «Делькур против Бельгии» воспринял процедуру, позволяющую генеральному адвокату высказывать предложения во время рассмотрения судьями дела в ходе апелляционного разбирательства, как соответствующую принципу равенства сторон. Спустя 20 лет при аналогичных обстоятельствах, рассматривая ту же процедуру, он отказался от прежней позиции. В деле «Боргерс против Бельгии» Европейский суд отметил, что принципы равенства сторон и право на справедливое судебное разбирательство подверглись значительной эволюции в его практике, в частности, в отношении важности, которую он придает растущей чувствительности общества к справедливому осуществлению правосудия (§ 24). Суд решил, что мнение департамента генеральной прокуратуры не может быть признано нейтральной точкой зрения, поскольку фактом высказывания позиции о приемлемости данное лицо объективно становится союзником или оппонентом обвиняемого (§ 26). Суд подчеркнул, что Конвенция — «живой организм», и она должна толковаться в соответствии с реалиями настоящего времени. Восприятие самой реализации процессуальных принципов происходит с учетом анализа Судом национального законодательства и судебной практики его применения.
В этом отношении интересна эволюция российского подхода, отраженная в Постановлении по делу «Задумов против Российской Федерации», в котором Суд дал адекватную оценку как законодательству, так и правовым позициям высших судов страны. Для объективного понимания указанной эволюции хотелось бы привести несколько примеров, показывающих характер критериев, которые Европейский суд использует по делам в отношении России, связанных с жалобами на нарушение подпункта «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции. Так, в более ранних делах Суд находил нарушение анализируемого положения Конвенции, отмечая, что гарантии, предусмотренные пунктом 1 статьи 6 и подпунктом «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции, соблюдаются, если обвиняемому предоставляется адекватная и надлежащая возможность оспорить и допросить свидетельствующее против него лицо на определенной стадии разбирательства. В деле «Владимир Романов против Российской Федерации» при допросе потерпевшего в ходе предварительного расследования заявитель не был идентифицирован в качестве нападавшего лица, а потерпевший указывал на него лишь как на человека, соответствующего по росту. Однако затем, уточняя свои показания, он опознал заявителя и описал его роль в ограблении. Потерпевший не был допрошен обвиняемым, хотя суды подвергли внимательной проверке его показания и предоставили заявителю возможность оспорить их в ходе судебного разбирательства. Вместе с тем, по мнению Европейского суда, это едва ли может рассматриваться в качестве надлежащей замены личного допроса главных свидетелей, давших показания. Он признал, что заявитель не может рассматриваться в качестве лица, имевшего эффективную и адекватную возможность оспорить показания потерпевшего, которые сыграли решающую роль в его осуждении, следовательно, он был лишен права на справедливое судебное разбирательство.
В деле «Полуфакин и Чернышев против Российской Федерации» Европейский суд подчеркнул, что заявители не имели возможности допросить пятерых потерпевших ни в ходе следствия, ни во время судебного разбирательства. Интересы потерпевших в обеспечении их безопасности не могут оправдывать ограничение прав заявителей в значительной степени. По данному делу не было гарантировано также участие двух свидетелей, показания которых были лишь зачитаны, несмотря на то, что они имели важное значение для выяснения фактических обстоятельств дела.
В Постановлении по делу «Поляков против Российской Федерации» Суд отметил, что подпункт «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции не требует присутствия и проверки каждого свидетеля обвинения, ее главная цель, как указано, «на тех же условиях» обеспечить полное равенство сторон. Заявитель, ссылаясь на нарушение его права на присутствие и допрос свидетелей защиты, должен доказать, что проверка показаний такого лица была необходимой для установления истины и что самим отказом вызова свидетеля был причинен ущерб праву на защиту. Суд также отметил, что ходатайство заявителя о представлении доказательств было отвергнуто судом без всякого обоснования. Европейский суд указал, что согласно российскому законодательству (действовавшему на тот момент, ст. ст. 223, 276 УПК РСФСР) ходатайство о вызове дополнительных свидетелей или представлении доказательства должно быть удовлетворено во всех случаях, а отказ в таковом суд обязан мотивировать в своем решении. Однако в данном деле этого не было сделано. Приговор суда также не содержал какого-либо обоснования. Европейский суд решил, что в обстоятельствах, когда осуждение заявителя основано главным образом на презумпции о нахождении его в данной местности и в определенное время, право вызова и допроса свидетелей со стороны защиты и принцип равенства сторон как особые аспекты права на справедливое судебное разбирательство означают, что должна быть предоставлена разумная возможность эффективно оспорить такое предположение.
В другом деле, «Трофимов против Российской Федерации», Суд отметил, что все доказательства обычно должны быть рассмотрены в ходе публичного слушания дела в присутствии обвиняемого в состязательном процессе. И хотя существуют исключения в применении этого принципа, они не должны нарушать право на защиту, так как общее правило заключается в том, что согласно требованиям пункта 1 и подпункта «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции обвиняемому следует предоставить адекватную возможность оспаривать и подвергать сомнению показания, данные против него, свидетелями. Право на защиту ограничивается до степени несоответствия статье 6 Конвенции, если осуждение основывается исключительно или в решающей степени на показаниях свидетелей, которых обвиняемый не имел возможности допросить ни в ходе расследования, ни в ходе судебного разбирательства. Наконец, статья 6 Конвенции не предоставляет обвиняемому неограниченное право по обеспечению явки свидетелей в суд, и решать вопрос о необходимости и целесообразности допроса свидетеля должны национальные суды. Европейский суд сослался также на дело «Эш против Австрии», в котором термин «свидетель» имел автономное значение согласно Конвенции и лицо, присутствие которого не было обеспечено, полностью охватывается им, поскольку его письменные показания в досудебной стадии были использованы для осуждения заявителя. Суд подчеркнул также, что указанное лицо являлось единственным прямым свидетелем и данные им показания сыграли решающую роль при вынесении обвинительного приговора.
При рассмотрении дела «Карпенко против Российской Федерации» Суд сослался на Постановление «Садак и другие против Турции» о том, что пункт 1 статьи 6 Конвенции в совокупности с пунктом 3 статьи 6 Конвенции требует от государства предпринять позитивные меры, в частности, предоставляющие обвиняемому право допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены. Такие меры составляют, по мнению Суда, часть тех усилий, которые Договаривающиеся Государства должны предпринять для обеспечения гарантированных статьей 6 Конвенции прав эффективным способом. Суд обратил внимание на то, что оглашение свидетельских показаний, полученных на досудебной стадии, не противоречит пункту 1 и подпункту «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции. В то же время он рассматривает такую ситуацию в качестве исключения, требующего убедительного основания, например, как невозможность проверки тем или иным образом причины отсутствия свидетеля, когда усилия властей обеспечить его или ее присутствие были конкретными, заинтересованность в сохранении личности свидетеля в тайне, например, когда тайные агенты были вовлечены, необходимость защиты жизни, свободы или безопасности свидетеля, которому угрожают обвиняемый или его соучастники, необходимость защиты жертв — свидетелей преступлений на сексуальной почве, которые рискуют быть травмированными в результате очной ставки с предполагаемым преступником. Суд также указал, что он никогда не ограничивается приведенными исключениями. Если государство ссылается в качестве аргумента на эти обстоятельства и Суд приходит к заключению, что осуждение было основано исключительно или главным образом на показаниях свидетеля, не проверенных в судебном заседании, то он устанавливает причины, на которые ссылаются в качестве исключения, и определяет, существуют ли они в действительности, а также подлежали ли они проверки со стороны национальных властей. Следует рассмотреть вопрос о том, были ли ограничения на защиту сокращены до минимума, и являлись ли они абсолютно необходимыми для соответствия законной цели, а также насколько недостатки права на защиту были адекватно компенсированы. Проведенный анализ в деле «Карпенко против Российской Федерации» позволил Суду прийти к выводу о том, что решение городского суда ограничиться имеющимися доказательствами без вызова свидетелей, показания которых были оглашены в судебном разбирательстве, не было убедительным и что суд не принял разумных мер для обеспечения участия в слушании дела свидетелей, чьи показания сыграли решающую роль в осуждении заявителя.
В Постановлении по делу «Пичугин против Российской Федерации» Европейский суд вновь подчеркнул важность принципа, согласно которому каждому обвиняемому до осуждения должны быть представлены все доказательства против него в его присутствии в публичном судебном разбирательстве в состязательном процессе. В соответствии с названным принципом обвиняемый должен знать личности тех, кто его обвиняет, чтобы иметь возможность оспорить правдоподобность и достоверность представленных ими доказательств путем их проверки в его присутствии либо в то время, когда свидетель делал заявление или на каком-то более позднем этапе разбирательства. Суд, проанализировав факты рассматриваемого дела, пришел к выводу, что права обвиняемого были ограничены и не соответствовали требованиям пункта 1 и подпункта «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции.
Возвращаясь вновь к делу «Задумов против Российской Федерации», в котором Суд столкнулся с ситуацией, когда рассматривавший дело национальный суд огласил показания неявившегося единственного свидетеля, хотелось бы обратить внимание не просто на примененный анализ, но и на оценку национального права с точки зрения структурных и системных проблем и необходимости применения мер общего характера. Так, Европейский суд на основе принципов, развитых в Постановлении «Аль-Хавайя и Тахери против Соединенного Королевства», проверил вопрос о соответствии требованиям пункта 1 и подпункта «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции в случае, когда показания отсутствующего свидетеля были использованы в качестве доказательства. Особая ценность проведенного Судом анализа заключается в том, что он соотносил недостатки судебного разбирательства с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации и их интерпретацией Верховным и Конституционным Судами РФ.
Первый тест, примененный Европейским судом, состоял в проверке наличия веских оснований неявки свидетеля и, следовательно, приемлемости его показаний. Им было отмечено, что статья 281 УПК РФ предоставляет судам перечень оснований, которые позволяют принять решение об оглашении показаний неявившегося свидетеля, среди которых указана и тяжелая болезнь, препятствующая явке свидетеля в суд. Однако указанное основание, по мнению Суда, невозможно применить как не относящееся к фактам рассмотренного национальным судом дела.
В качестве основания для второго теста Европейский суд вновь сослался на дело «Аль-Хавайя и Тахери против Соединенного Королевства», в котором суду следовало выяснить, являлись ли показания неявившегося свидетеля единственным и решающим основанием для вынесения обвинительного приговора.
Третий тест состоит в том, что должны существовать достаточные уравновешивающие факторы, включая строгие процессуальные меры защиты, компенсирующие стороне защиты ограничения, выразившиеся в принятии непроверенного показания в качестве доказательства и гарантирующие, что рассматриваемое судебное разбирательство в целом было справедливым.
Применяя все три названных теста, Суд сослался на Постановление «Шачашвили против Германии», пояснив еще раз, что все три стадии упомянутого теста взаимосвязаны и в совокупности служат установлению того факта, было ли в целом разбирательство по уголовному делу справедливым. В то же время, как Суд отметил по этому же делу, отсутствие веских оснований для неявки свидетеля само по себе не свидетельствует о несправедливости судебного разбирательства в отношении заявителя. Указанный фактор следует учитывать при оценке общей справедливости судебного разбирательства, и он может склонить чашу весов в пользу вывода о нарушении пункта 1 и подпункта «e» пункта 3 статьи 6 Конвенции. Разъясняя взаимодействие второго и третьего этапов в деле «Шачашвили против Германии», Суд придал большое значение уравновешивающим факторам не только в тех случаях, когда показания неявившегося свидетеля являются единственным или решающим доказательством для вынесения обвинительного приговора, но и когда оценка судами такого доказательства без достижения порога «единственного или решающего» доказывает тем не менее очевидную значимость, и его принятие может создать сложности для стороны защиты. Наконец, хотя все три этапа важны, в отдельном случае может быть необходимо рассмотреть вопрос каждой из ступеней в ином порядке, например, если одна из ступеней позволяет сделать обоснованный вывод о справедливости или несправедливости разбирательства.
Представляется уместным отметить, что развитию уравновешивающих факторов способствовали в том числе выработанные Судом элементы в деле «Паич против Хорватии» <1>. Так, первый элемент заключается в подходе суда к непроверенному доказательству, выраженному в обязанности рассматривающего дело суда уделить особое внимание проверке его достоверности. Аргументация должна быть обстоятельной. Второй элемент — наличие и надежность других инкриминирующих доказательств. Оценка состоит не только в наличии подтверждающих доказательств и их надежности, но и в принятии мер по сбору дополнительных доказательств. И наконец, третий элемент — это процедурные меры, направленные на уравновешивание отсутствия возможности прямого перекрестного допроса свидетеля в ходе судебного разбирательства. Такие меры могут включать (не ограничиваясь лишь названными деталями) наличие возможности для подсудимого представить свою версию событий и допустимость оспаривания доверия к отсутствующему свидетелю, личность которого была ему известна.
В упоминавшемся ранее деле «Задумов против Российской Федерации» Европейский суд, проанализировав процессуальные гарантии, содержащиеся в законодательстве Российской Федерации и особенно в толковании его положений, данных Верховным и Конституционным Судами Российской Федерации, признал их в качестве надежных, позволяющих обвиняемому как проверить показывающих против него свидетелей, так и обеспечивать, чтобы оглашение показаний свидетелей допускалось лишь в виде исключения. Европейский суд особо подчеркнул, что применение названных процессуальных гарантий требует от судов принятия индивидуальных мер, направленных на уравновешивание общего положения, усугубившегося отсутствием свидетеля в зале суда. В рассматриваемом деле национальным судам не удалось предоставить достаточных гарантий, способных компенсировать допущенные ограничения права обвиняемого на защиту. Суд при обсуждении вопроса о применении статьи 46 Конвенции еще раз повторил, что он не находит оснований, поддерживающих наличие системных или структурных проблем. Он особо отметил изменения, которые законодатель внес в статью 281 УПК РФ, дополнив перечень оснований оглашения показаний свидетеля в судебном заседании. Согласно данной новелле показания могут быть оглашены, «если в результате принятых мер установить место нахождения потерпевшего или свидетеля для вызова в суд не представилось возможным». Заметим также, что статья 281 УПК РФ была дополнена частью 2.1, согласно которой в случаях, предусмотренных пунктами 2 — 5 части второй настоящей статьи, решение об оглашении показаний… может быть принято судом при условии предоставления обвиняемому (подсудимому) в предыдущих стадиях производства по делу возможности оспорить эти доказательства предусмотренными законом способами. Названные изменения направлены на достижение разумного баланса между сторонами защиты и обвинения в судебном разбирательстве.
Приведенные демократические новации в российском уголовно-процессуальном законодательстве чрезвычайно важны. Они как бы обращены одновременно к органам дознания и следствия, призывая соблюдать права обвиняемого на досудебной стадии уголовного процесса. Верховный Суд Российской Федерации в Постановлении Пленума от 29 ноября 2016 г. N 55 «О судебном приговоре» особо подчеркнул, что с учетом международных договоров и в силу части 2.1 статьи 281 УПК РФ суд не вправе оглашать без согласия сторон показания неявившихся потерпевшего или свидетеля, воспроизводить в судебном заседании материалы видеозаписи или киносъемки следственных действий, проведенных с их участием, а также ссылаться в приговоре на эти доказательства, если подсудимому на предыдущих стадиях производства по делу не была предоставлена возможность оспорить показания указанных лиц предусмотренным законом способом (например, в ходе очных ставок с его участием задать вопросы подсудимому или свидетелю, с чьими показаниями подсудимый не согласен, и высказать по ним свои возражения). Верховный Суд Российской Федерации еще раз подчеркнул важность строгого следования процессуальным принципам на досудебной стадии, что вполне согласуется с позицией Европейского суда о значении этапа расследования для надлежащего уголовного судопроизводства, так как доказательства, полученные на этом этапе, определяют рамки, в которых обвинение будет рассматриваться в судебном разбирательстве.
Конституционный Суд Российской Федерации еще до названных изменений уголовно-процессуального законодательства в Определении от 7 декабря 2006 г. N 548-О «По запросу Абинского районного суда Краснодарского края о проверке конституционности положений статьи 281 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и по жалобам граждан Фомина Дмитрия Евгеньевича, Шуленкова Александра Николаевича и Щербинина Алексея Валерьевича на нарушение их конституционных прав положениями той же статьи» указывал, что оглашение показаний отсутствующего свидетеля при наличии предусмотренных законом оснований и последующего использования этих показаний сторонам должна быть предоставлена возможность защиты своих интересов в суде всеми предусмотренными законом способами, включая оспаривание оглашенных показаний, заявление ходатайств об их проверке с помощью других доказательств, а также иные средства, способствующие предупреждению, выявлению и устранению ошибок при принятии судебных решений. Конституционный Суд Российской Федерации также отметил, что обеспечение в подобных случаях прав обвиняемого возможно в том числе путем проведения в ходе досудебного производства очных ставок с его участием и предоставления возможности задать вопросы потерпевшему или свидетелю, с чьими показаниями он не согласен.
Таким образом, Конституционный Суд Российской Федерации и Верховный Суд Российской Федерации последовательно прилагают усилия для гармонизации гарантий национального права с практикой их применения, исходя из важности строгого соблюдения принципов равенства вовлеченных в систему уголовной юстиции сторон в состязательном уголовном процессе. Справедливое судебное разбирательство содействует обеспечению восприятия окончательного вердикта суда как торжества правды, укрепляя тем самым доверие общества к правосудию.
Гаджиев Ханлар Иршадович.
Окончил аспирантуру юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, в 1983 году защитил кандидатскую диссертацию по уголовному праву, а в 2001 году — докторскую в Академии госслужбы при Президенте Российской Федерации по конституционному праву.
В 1983 — 1985 годах работал консультантом Верховного Суда Российской Федерации. С 1985 по 1987 год был редактором отдела журнала «Советская юстиция».
В 1987 — 1990 годах — старший консультант Верховного Суда СССР. С 1990 по 1992 года был членом Верховного Суда Азербайджана. В 1992 — 1993 годах — первый заместитель Председателя Верховного суда Азербайджана, а с 1993 по 1998 год занимал должность Председателя Верховного суда Азербайджана.
В 1998 — 2003 годах — Председатель Конституционного суда Азербайджанской Республики.
С 2003 по 2017 год был судьей Европейского суда по правам человека, избранным от Азербайджанской Республики.
В настоящее время работает в Институте законодательства и сравнительного права при Правительстве Российской Федерации.
Автор монографии «Толкование норм закона Конституционным Судом», статей по уголовному праву и процессу, конституционному праву, работ, посвященных Конвенции по правам человека.
Источник: http://www.consultant.ru/